“Ток” кипел с давно невиданной силой. Обеденный перерыв больше часа как закончился, но напрасно, обычно миролюбивая и покладистая, табельщица Людочка уже который раз грозно призывала народ разойтись по рабочим местам, запугивая крайними мерами дисциплинарного взыскания. Её никто “в упор не видел”. Как оказалось, почти половина вернулась “попом”. А ведь давно известно: чем хуже результат, тем больше разговору. Неистраченная в охотничьих баталиях эмоциональная энергия, в силу известного физического закона, искала выхода в уже мирное время... Наконец, проанализировав перипетии всех неудач и отбросив другие возможные версии, большинством голосов вынесли окончательный вердикт: два праздника сразу (имеются в виду октябрьские и само открытие)- это уже перебор. И количество выпитого неминуемо отразилось на качестве добытого. Недаром известный охотничий писатель Остап Вишня предупреждал: “Идёшь на охоту, так заряжай хорошо ружьё и не заряжайся чересчур сам” .
После того как накал страстей заметно ослаб, Мишель Дудье, проявивший в тот день наибольшую активность, поведал оставшейся в курилке публике о том, как Костыль в очередной раз нагрел на открытии теперь уже станционных охотников (Это тема отдельного рассказа, и если будет желание - я вам его представлю в следующий раз). И вдруг без всякого перехода обратился к угрюмо усмехавшемуся и не проронившему за всё время ни единого слова Пашке Тигролову - крупному, но рыхлому мужику с перебитым (“боксёрским”) носом:
- Павел, князь ты мой прекрасный!
Что притих, как день ненастный,
опечалился чему?
И дальше прозой:
- Чего сидишь такой смурной, не похвалишься своими результатами?
А тот в ответ:
- И-и-и, милый, какая теперь у меня охота, так - одно название: совсем нынче обеднял здоровьишком-то. На утей ещё когда-никогда выбираюсь, а чтоб зайцев, как в прежние времена, погонять - ноги отстёгиваются, и задыхаюсь опять-таки при ходьбе... Раньше-то охоту на косых шибко уважал. И с подхода, и загоном, а самое милое - с гончаками. Бывало вот так же, на октябрьские выберешься следы раскручивать, кругом благодать: воздух такой чистый и прозрачный, ну прямо как “Столичная” барнаульского разлива; снежок под ногой, как огурчик малосольный, похрустывает. Одним словом - именины сердца! Вечерком обратно возвертаешься, умаешься, конечно, как собака. К калитке подходишь, и одна мысль в башке: в баньку и на боковую. Подвесишь в сенях русачка повыше, чтоб за ночь мыши не пообстригли, и в хату. А там: стол - полная чаша, и родственничков, чертей полосатых, столько нанесло, - яблоку не упасть; а по телеку “Ленин в Октябре” показывают. Словом, “есть у революции начало, нет у революции конца...” Теперь только одни воспоминания и остались. Видно, отвоевался с зайцами-то, полная выходит мне капитуляция...
- Ну, ты это зря перед ними белый флаг выбрасываешь. Ведь можно и так устроить, что не ты за ними, а они к тебе сами на мушку заявятся. Про ночную охоту на засидках что-нибудь слышал?
- Да слышать-то, конечно, слышал, но где здесь поблизости сенные скирды в полях найдёшь? Сейчас не то что сено, солому и ту с полей ещё до снега на колхозные сеновалы свозят, а у нас в посёлке их нет.
- Зато есть Свеклопункт, - тут же подхватил Мишель Дудье, - а свекла для зайца тоже, что морковка, только слаще и больше. Большому же куску, сам знаешь, и рот радуется. Короче, сейчас ночи лунные, вот и дуй, как стемнеет, на Свеклопункт. Он на краю села, за ним уже поля начинаются - зайцы просто обязаны на свекольный бурт наведываться. Да ты не сомневайся, потом мне ещё и “спасибо” скажешь!..
2.
...Что не говори, а за мою манеру повествования меня точно следовало бы хорошенько высечь! Скачу как сорока с пятого на десятое: то за одно ухвачусь, то за другое. А “генеральной линии”, как говорили наши “отцы народов”, у меня и с лупой не найдёшь. Не линия, а пунктир какой-то, да ещё и с многоточиями. Посудите сами: ну ведь собрал здесь в кучу-малу, кажется, всех кого надо и не надо: начиная с Мишеля Дудье, Цапеля, Китай-города, и кончая Н.В.Гоголем. Сашку Агронома с Инженером Василием - и тех своим вниманием не обделил. А такую легендарную личность, как Пашка Тигролов, пропустил... Вот уж воистину: “Слона-то я и не приметил!” А ещё в писатели лезу!.. Так что, пока наш охотничий клуб закончил своё очередное заседание и распустился до следующего понедельника, дозвольте мне исправить свою досадную оплошность.
Итак, про Пашку Тигролова… Он появился в нашем селе несколько лет назад. А до этого обитал в небольшой, на полсотни дворов, деревушке с красивым названием - Красный Урал. Да и сама деревушка была подстать своему названию. Стояла она на пригорке. Вокруг простирались хлебные поля, чередуясь с берёзовыми колками. А ниже прихотливо извивалась речка Кулунда, образуя своими бесчисленными плёсами, протоками и старицами рай земной для рыбы и всевозможной пернатой дичи. Жили здесь люди и радовались. С утра и до ночи трудились на своей земле-кормилице, а в свободное время, буде такое появлялось, и взрослые и ребятишки пропадали на Кулунде. Купались, рыбачили, охотились. Крепко держались корнями за свою малую родину. Но ... признали “наверху” Красный Урал неперспективной деревней и предложили её жителям переселиться в лучшие, так сказать, места - на центральную совхозную усадьбу. Красноуральцы заупрямились: кому же охота вот так, с бухты-барахты, покидать своё “насиженное место”?! “Сверху” пришла директива: закрыть единственный в деревне магазин. Местный люд покряхтел, но выстоял (тем более, что в том магазине акромя водки с солью да папирос со спичками и брать-то было нечего). И тогда отрубили электричество… Этого, уже привыкшие к благам цивилизации, люди вынести не смогли. Как и предвидели “сверху”, враз сорвались они с “неперспективного” места и ... поразбежались кто-куда. На центральную усадьбу перебрались только 2-3 семьи, не больше. Остальные: кто в райцентр, кто на станцию, а большинство - в город. Так и мыкаются там кой-как до сих пор. Поставили крест на деревенской жизни, но и “городскими” толком не стали.
Что и говорить, сколько таких Красных Уралов было “ликвидировано” по всей стране - сотни, ... нет, тысячи! Да и сейчас этот своеобразный геноцид продолжается, приняв несколько иные формы. А кому стало от этого лучше?
Лично мне единственная польза от этого видится в одном: в нашем селе объявился Пашка Тигролов! Хотя, в “тигролова” его перекрестили уже у нас. А у своих земляков, как я недавно выяснил, он именовался не иначе, как Пашка Бугай. И верно, вставь только кольцо в его перешибленный нос - получится вылитый колхозный бугай-производитель, правда, несколько потерявший свою спортивную форму. Широченная шея, такую раньше на Руси называли “выей”, подпирает большую кудлатую голову. Из-под вечно хмурого “набыченного” лба вас насквозь буравят налитые кровью глазки. Массивная нижняя челюсть в постоянной работе - будто жвачку пережёвывает. А чего стоят его кулаки, каждый размером с футбольный мяч! Одного беглого взгляда на его недюжинную фигуру достаточно для того, чтобы понять, кто у них в деревне был “самый главный”. Хотя, впечатление несколько портят его заплывшие жирком формы и какой-то нездоровый цвет лица.
Зашёл я как-то к нему в кузню. Слово-за-слово, разговорились с ним про его житьё-бытьё:
- Ну и здоров же ты, Пашка! С такой репой, как у тебя, только на спортивном помосте выступать. От одного только вида тебя бы всего медалями пообвешали. Такой божий дар сгубил в глуши зазря!
А он:
- Да, что и говорить, действительно, в прежние молодые годы здоров был, как бычок-двулеток. Бывало, мешки центнеровые на тележку, словно мячики швырял. Какая где драка-заваруха, я тут как тут - на передних рубежах. Одних только зубов столько в свою бытность навышибал, что мне наш районный зубопротезист, можно сказать, жизнью своей благополучной обязан. Почитай, вся мужская половина нашей округи через меня в его руках перебывала!..
А если насчёт выпить, и тут противу меня редко кто устоять мог. Я вот недавно в какой-то книжке интересный факт вычитал. Там один мужик похваляется, что он однажды на свои именины четверть вытрескал. Врать не буду, мне по стольку за раз “на грудь” принимать не приходилось. Да и не шибко-то у нас на задарма выпивкой потчуют. Но одно могу сказать твёрдо: покудова штук пять гранёных стаканов первача не заглочу, меня из-за стола не вышибешь. Была бы только закусь! Ни одна мало-мальская гулянка без меня не обходилась - на все здоровья хватало. Бывало, так упьёшься, что в той песне: ноги до дому донести не могут. Уткнёшься мордой в сугроб под чьим-нибудь забором и проваляешься так чуть не всю ночь. Под утро очнёшься, отряхнёшься, харю свою снежком оботрёшь и - как огурчик! Ни тебе кашля, ни простуды или другой какой болячки - ничего не приставало. Так вот на тебе. Только пятый десяток разменял и будто меня по пьянке подменили. Был мужик, а сделался инвалид. Сердце скрипит, давление скачет, печёнка пошаливает, требуха в хандре, а кости ревматизмом покрылись. Про одышку уже и не говорю. Словом, в какой орган пальцем ни ткни - ни одной здоровой жилочки не найдёшь. И с чего - в толк не возьму? Такая, видно мужицкая доля: работаем-то на износ. Не то, что бабы. У них какие заботы? - Ну, там бельишко постирать, пожрать изготовить, детишек нарожать да по хозяйству управиться - и всё! А мы - кормильцы, на нас вся ячейка общества содержится. Вот и сжигаем себя до времени без остатку. Ты погляди: по деревне из пенсионеров одни только бабки. Редко-редко где старика-мухомора увидишь. Да и то какой-нибудь бывший интеллигент: из врачей там или из учителей. А нашего брата-работягу среди пенсионеров и днём с огнём не сыщешь... Вот и не живу я теперь, а белый свет копчу. В мордобои, ни боже упаси, не встреваю. Меня нынче самого любой малец так отделать может, не то, что к зубопротезисту, к костоправу на приём записываться придётся. Выпивать тоже лишний раз остерегаюсь - врачи не рекомендуют. Да и прежнего куража от выпивки не получаю. Из всех радостей жизни разве, что одна утеха и осталась - охота...
Ну вот, теперь, когда и вы со мной прослушали эту своеобразную «песню варяжского гостя» в Пашкином исполнении, вам легко будет получить полное представление об его персоне. И я уже со спокойной совестью могу продолжить своё повествование.
3.
Через неделю, в нынешний понедельник, на очередном заседании нашего клуба, немного опоздав к началу, объявился Пашка Тигролов. Видок у него был ещё тот: одежда помятая, харя опухшая, голос сиплый, а в трясущихся руках чайник, с носиком которого он то и дело “целуется”. По всему видно, что человек переживает не самые лучшие мгновения своей жизни. Тут между Пашкой и Мишелем Дудье произошёл следующий диалог.
Мишка: “Откуда ты, прелестное дитя? Никак, с ночного бала-маскарада? Тебя и по сей час не узнаешь. А где же ваш смокинг и белые перчатки?”
Пашка: “Ох, погоди, дай дух перевести... Ну, насчёт перчаток ты загнул, а вот белый маскхалат у меня здесь с собой, в раздевалке лежит, и ружьё там же. Я ведь прямо с охоты и на работу. Почитай, две ночи не спамши. Так в раздевалке и отлёживался - меня мужики моим маскхалатом прикрыли, чуть обед не проспал”.
Мишка: “Что? Две ночи на охоте? Зайцев, поди, воз наколотил? Рассказывай толком, хватит тебе воду дудонить”.
Пашка: “ Нет, по совести говоря, зайцев я и в глаза не видел. Но охотой очень доволен, вот только башка раскалывается... Саня (это к Цапелю), будь другом, сгоняй в столовую за чайком (протягивает ему чайник). Кстати, Мишка, с меня бутылка... Да тише вы, дьяволы, не зудите, счас всё расскажу по порядку.
...Значит так. Послушал я в прошлый понедельник Мишкиного совета и решил: надо спытать, чем чёрт не шутит! В эту субботу, после баньки, засиделись мы с кумом до темна, побалакали о том, о сём. Кум - домой, а я на охоту засобирался. Оделся потепле: ну, там ватники, валенки, куфайка - всё как положено. Даже фонарик не забыл. Сверху маскхалат напялил. Ружьё в руки и подался. Пробирался до свекольника огородами, чтоб людей своим видом не смущать. Не то встренут в темноте, подумают ещё, что приведение, - греха не оберёшься.
На самом свекольнике походил вокруг бурта, поискал, где ловчее засидку устроить. Сперва пристроился в бурьяне у забора, что со стороны посёлка. Сидеть удобно, а обзор плохой: зайцы ведь не от домов набегут, а с поля, его же бурт загораживает. Перебрался на другую сторону - луна в морду слепит, и от бурта тень по земле, ничего не видно. Тут меня осенило: забрался на самый бурт - вот красота! Сверху обзор на все стороны, а снизу, от свеклы, тёплый дух идёт. Ташкент! Устроился поудобней, окопчик наверху сообразил и занял круговую оборону. Только я затих, слышу, у забора шорох какой-то подозрительный. “Во, - думаю, - началось. Если так дело дальше пойдёт, то и патронов не хватит”. Взвёл курки. Глядь-поглядь, - тьфу, нечистая сила, - это какой-то мужик в заборную дыру протиснулся, согнулся в три погибели и короткими перебежками в мою сторону. Я сперва-то подумал, что это ещё один бедолага на засидку явился. Хотел ему уже голос подать, смотрю, а он откеда-то мешок извлёк и давай в него свеклу набрасывать. Я сижу, жду, когда он его наполнит и скроется с глаз долой. Слышу, перестал вроде корнеплодами шуршать - значит сейчас уберётся. Нет, опять зашелестел: за второй мешок принялся. Ну, тут уже у меня всякое терпение лопнуло. “Счас, - думаю, - устрою тебе сцену: жадность фраера сгубила”. Достал потихоньку фонарик и полоснул по его фигуре пучком света... Я до этого считал, что ... как её?.. ага: телепортация только в кино бывает, а тут сам с таким явлением столкнулся. Главное дело, был человек, р-раз - и нет человека: испарился, даже лица не успел рассмотреть. Лишь один мешок агромадный стоит и на боку у него красная метка... Ох, и смеялся же я! Наверное, на другом конце посёлка слышно было. Но смех смехом, а мешок этот как пуп на ровном месте. Эдак он мне всех косых пораспугает. Делать нечего, выбрался из засады, и волоком его в бурьяны, что у забора. Ещё подумал: “Как же этот бедолага собирался его на себе верхом тащить, мало того, второй набивать начал? Чё жадность с людьми-то делает!”
Только с мешком управился, только в засидке схоронился, ...ну ё-моё, ещё один любитель сладкой жизни прётся. Дождался я, когда он свою тару наполнит и, также над ним эксперимент с телепортацией произвёл. Получилось что надо... Короче говоря, через пару часов у меня, таким макаром, в бурьянах уже пять мешков отборной свеклы лежало. С шестым, правда, осечка вышла. Где-то около полуночи какая-то бабка на полусогнутых притрусила. Сделала “петлю” по периметру забора, затем: боком-боком, скидками и - к бурту (вот что значит сталинская закваска). Только она свою торбу набила, а тут и я с фонариком: картина Репина “Не ждали”. Ой, чё тут со старушенцией изделалось! Я уж испугался, что она от разрыву сердца преставится. Нет, крепенькая оказалась, да ещё какая крепенькая. Лишь взвизгнула по-заячьи, хвать свой мешок и в обнимку с ним к забору. В дыру не угадала, а прямо верхом через забор на другую сторону перемахнула. И мешок с собой. Вот и поди ж ты. Поглядишь на такую, - ну божий одуванчик, в чём душа теплится. Ей на нашем погосте, кажется, который год прогулы ставят. А она, гляди, какие акробатические номера откалывает. Чистый цирк!.. Вот вы ржёте, а у меня через этих прохиндеев вся охота накрылась. Но слушайте дальше, я вам самого главного недорассказал…
После той бабки долго никого не было, я уж подрёмывать было начал. Вдруг где-то мотоцикл застрекотал. И слышно по звуку - приближается. Смотрю, а от весовой, через ворота, к бурту кобель костылёвский чешет, следом сам Костыль, как всегда без света, на своём мотоцикле, и сзади арба телепается. Врезался с разгона в свеклу и двигатель заглушил. Кобель же его вокруг бегает, на все подозрительные места метки ставит. “Во, - думаю, - Костыль - это тебе не бабка, сталинизмом пришибленная. Этот - герой нашего времени: ни хрена не боится. Только на кой ляд он сюда припёрся? У него в хозяйстве ни свиньи, ни коровы. Одна собака да баба, что похуже любой собаки. - Кого же он свеклой кормить надумал?” Хотел было я рот открыть, а он меня уже сам окликает (вот чёрт лупатый, недаром он по ночам без света ездит): “Пашка, ты чего это там спрятался? Вылазь, не бойся. Это я, свой! Давай сюда, подсобишь мне мешки заполнять, а заодно и твои загрузим”. Выбрался я, уж в который раз, из своей засидки и к Костылю. Он со мной культурно так, за ручку, поздоровкался и тут же мешок пустой всучил: подержи, мол. Пока его мешки наполняли, я ему свои мытарства обсказывал. Костыль от смеха чуть по земле не катался. Потом отдышался и командует: “Тащи сюда свои трофеи, мы их в расход на пользу дела пустим. Я тут подряд взял: немощных старушек свеколкой обеспечиваю, а они меня за то своей продукцией благодарят. Хочешь, вступай ко мне в компаньоны, вдвоём веселей”. Ну, чего оставалось делать: сидеть здесь дальше - очевидно, что толку не будет, да и замёрз как цуцик. Побросали мы его и мои мешки в арбу. Кобеля в коляску посадили, я сзади устроился (мотоцикл аж захристел) и - малым ходом в Дубровку. Там у бабки Карпенчихи произвели бартер: мы ей - свеклу, она нам - трёхлитровую банку свекольного первача. Покидали пустые мешки в арбу и айда к себе, в родные пенаты. Чуть свет завалились на нейтральную территорию - к моему куму. Он мужик самостоятельный, в смысле холостой, и гостям всегда рад. Словом, “есть у революции начало, нет у революции конца”, - всё воскресенье гудели. А утром, смутно помню, они меня в арбу, как куль, бросили и, в каком виде был, сюда на работу доставили...”
После того как смеховые раскаты несколько поутихли, Мишель Дудье попросил слова: “Господа! Вношу предложение: за оборону свекольного бурта от мародёрствующих расхитителей государственной собственности - наградить Павла Петровича Титаренко, партийная кличка Пашка Тигролов, орденом Сутулова третьей степени! Кто - против?.. Кто - за?.. Единогласно!”
После этих слов он порылся в своих карманах, извлёк оттуда пригоршню болтов, тщательно отобрал самый новый. Продел его резьбой наружу в пуговичную петельку, что на уровне пупа у Пашкиной спецовки, и под одобрительный хохот присутствующих завернул сверху гайку. А когда жал ему руку, то как бы между прочим обронил: “Да, кстати, Пашка, ты верни мешок, ну тот, что с красной меткой. Мне чужого не надо, но от своего я никогда не откажусь...”